Городу. Не родному, но искренне любимому.
Москва-Коломна
2004г.
Все права защищены (и бамажка имеется)
При любом копировании ссылка на автора обязательна (имейте совесть)
© Александра Павлова
1. Фрегат
2. Неповествующий пейзаж
3. «Засыпающих окон дробящийся смысл…»
4. Волчье солнце
5. «Бесшумной молитвой живые стихи…»
6. «Мне не хватило двух эпох…»
7. «Неповествующий пейзаж, одиночество осени…»
8. Мой ангел
9. Клубочек
10. «Я умираю…»
11. «Специфика зимних пейзажей не радует глаз…»
12. «Вот и все, сломалось лето…»
13. «В закат горизонтом останется…»
14. «Туман через станции тянет составы…»
15. «Брошенный город зовет обернуться…»
16. «Выдох – на взлет, тишина – на ребро…»
17. «Дотянуться, дотронуться взглыдом…»
18. «Холод холодом, холод не повод, чтоб жить за забором…»
19. Кайф
20. Финал – выстрел
21. Нет защитников тебе
22. Стая
23. Враг
24. Сказка
25. Коломна
Фрегат
Подернутых пылью томов фотографий
Рука не коснется и след не оставит
Там жаркое лето, нарядное платье
И в луже забытый бумажный кораблик
Как все начиналось, как все получилось –
Сплетение слов и сплетение судеб:
Мы вышли на сцену – дороги забылись
А мы там остались – не песни, не люди.
Война в закоулках взорвавшихся мыслей
Порой и на сон не хватает отваги,
Нормальную жизнь мы отчайно забыли –
Мы строим фрегаты свои из бумаги
Затерянность мыслей, загубленность жизней,
На фоне прекрасных несорванных лилий...
И только бы мне не остаться последней,
Над пеплом загубленных белых флотилий
А все-таки думать об этом не надо,
Пусть нас изучает далекий историк -
Беритесь за дело – рубите канаты,
Сегодня мы выйдем в открытое море.
Когда-нибудь то, с чего все начиналось
Забудется, или рассыплется прахом
Я вспомню истоки, вернувшись к началу,
Колени склоню пред бумажным фрегатом.
Неповествующий пейзаж
(Графоманам и их упорству)
«Неповествующий пейзаж изначально ошибочен.
А может быть просто потеряны знаки…»
Строки ускользающий смысл не выявлен –
В корзину, отклеив почтовые марки.
Подняв воротник у ларька на улице:
«Три корочки» критику нашего времени!»
Увидев пейзаж второпях отвернуться…
Неповествующий пейзаж. Нереально бессмертный.
* * *
Засыпающих окон дробящийся смысл,
И в холодном вагоне пустое лицо…
Отраженья иллюзий по кругу неслись
Застывая в мозгу хаотичностью слов.
Ничего не добавивший в жизни пейзаж –
Промрайонов сырых неживая тоска…
Это город ничей. Это город не наш,
Если в нем даже мы незнакомы пока.
Так лови же момент, так подай же мне знак,
Пока давит на веки холодный метал,
Пока яд одиночества бродит в висках,
И я все, что я есть могу бросить к ногам.
Пока, чтобы коснуться шершавой руки
Я забуду все то, что мне мир обещал,
Пока я не забыла, что счастье - в любви,
Пока серый вагон не уткнулся в причал.
Волчье солнце
(Коломенской городской ролевой игре «Волчье солнце»,
и ее автору Тёме Ларину)
Слушайте дети печальную сказочку,
Я постараюсь, чтоб вы не расстроились.
В ней говориться про странного мальчика
Просто не знавшего этой истории.
Звоном трамваев прошитые улицы,
Ветер колотится в маленьком городе,
В жизни обычного мальчика-умницы
Вечер ни чем не отмеченный вроде бы.
Лучше скажите, кому по нраву
Жалкий скулеж, или плеск осколков?
Там, за заборами шла расправа,
Там, в переулке, травили волка.
Зрительный зал наслаждался потехою –
Только расправившись с пойманным мстителем,
Глупый щенок, в обстановку не въехавший
Скалил клыки и бросался на зрителей.
Запахи улиц кружились орбитами,
Больше ему ничего не запомнилось.
И не заметил он, кто его вытащил,
Он только ронял, что детство закончилось.
Но никогда не забудет серый
Как предзакатному вздоху внемля,
Черным асфальтом покинув зверя
Кровь, как на ощупь искала землю…
Школа и двор, и окрестные улицы,
Маленький город не верящий вроде бы…
Не проверяй их, малыш, не безумствуй.
Ты одинок в своем истинном облике.
Он не послушал стороннего мнения,
Он все хотел быть хоть кем-нибудь понятым…
Надо ли дальше рассказывать детям?
Надо? Тогда продолжаю историю:
Люди его сторонились сами,
Люди смотрели, что будет в полдень,
Люди в него бросали камни,
Люди его называли: «Оборотень!»
Если вы спросите, чем все закончилось –
Он переехал в шальную столицу.
Вроде женился, неплохо устроился
В фирму какую-то, стал программистом.
Мальчик-подросток, избитый, заплаканный,
Вечно ходящий под взглядами-дулами…
Кто-то ему объяснил эту тактику,
Кто научил его, кто, как вы думаете?
А он говорит, что опять вернется,
Что он плевал на людские толки,
Чтобы ночами светило солнце,
Чтобы друг-друга знали волки.
Пой-вой,
через ночь бежит опять домой электричка,
Пусть мне
не хватает всегда родным прощальных слов,
Дом мой у дороги
двери мне распахнет привычно,
Бог мой
поднесет мне чарку из забытых снов,
Пусть путь
был кровав, бессмыслен, но не зря проделан,
Пусть вздох
сбережет для нас последняя струна,
Дай Бог,
чтобы каждый брат сумел заняться делом
Пусть нам
светит Волчье Солнце – круглая луна…
* * *
Бесшумной молитвой живые стихи,
Стекали по лезвию узкой руки,
Хрустальностью крыльев касаясь травы
Росой оседая в людские умы.
Но мне не хватает живого огня
Согреть эти мысли, мятеж затая,
Чтоб пламя взвилось полуночным костром,
И стало неважно, что будет потом.
* * *
Мне не хватило двух эпох
Чтобы в скрижалях тертых рифм
Найти алмазы чистых слов.
И истинный их смысл найдя,
Их подарить лишь тем,
Кто верит преданно в меня.
Но как узнать: кто друг, кто враг?
Да и какой, помилуй Бог,
Мне смысл это знать,
Когда мне не хватило двух эпох...
* * *
Неповествующий пейзаж.
Одиночество осени.
Черные ветви на фоне
. усталого серого неба.
Непонятности слов и тоски,
Как всегда одиночество ветром
. колотится в сердце.
А я мыслю другими отрезками улиц
И этим отлична от всех.
Это так одиноко
. в октябрьском мире
. неровных дождей Подмосковья.
На сырой электричке опять угадать путь назад...
Догони меня, слышишь!
Скажи что ты тоже все понял
. и болен, как я, октябрем!..
Чтобы чувствовать все до конца,
И в холодной воде находить отраженье лица,
А не блики из соли, бегущей из глаз...
Дождь для нас,
Но так больно платить за двоих...
Мне не хватит огня продолжать верить в стих
Если он не прочитан, не понят, забыт.
Мне так важно поверить,
. что ты меня ждешь,
Потому что иначе исчезнет все то,
. что я вижу.
Уйдет.
Даже дождь.
Мой Ангел
Мой Ангел, ты снова здесь.
Проснись, поведи крылом.
Через сотню нельзя, ты есть,
Мы теперь никогда не умрем.
Мой Ангел, веди меня
Дорогой среди холмов.
В пути тишину храня
Оставь хоть немного слов
Для меня
Прости, я никогда не признавалась себе
Что не умею летать, что это просто сон,
Что мой фрегат утонул во тьме,
Мой город пал оставив тени знамен.
Моих любимых давно уже нет,
Жестокий ветер унес имена.
На землю тихо ложится снег:
Вот и закончилась война…
А я не верю в такой финал
И я опять развожу огонь.
Пошли мне тот, кто нас создал
Холста для стягов и знамен.
А лучше возвращайся в строй,
Поможешь строить города,
Ведь то, что создано тобой
Ты не разрушишь никогда…
И будет тысяча судеб и тысяча лиц
И будет полный мир, как будто полный зал.
За дальним краем Земли не увидев границ
Ты вдруг поймешь, как ты устал.
И будет ветер трепать твой флаг
Оставив имя на стене.
Горит единственный маяк,
Единственный, знакомый мне.
Прости, я не всегда успею вспомнить тебя
Увидев силуэт в пустом портале окна.
Но ты по прежнему веришь в меня,
И смотришь в ночь гоня осколки сна.
И ты дождись меня из темноты,
Из сотен сонных лиц иных миров,
Я принесу тебе воды, напиться от моих костров.
Клубочек
Клубочек брошен в пыль - закрыта дверь.
По колее, как по воде...
С мечтой о чуде с верой в белый день,
Да по своей земле.
А я иду куда глаза глядят -
Не инок, не пророк...
И только песни стаей в след летят,
В молитву иль в упрек.
Возникни тенью в зеркалах, слегка коснись плеча,
Я не могу уже не слышать твоих крыльев свист,
Я буду плакать или петь, но только не молчать,
Я не могу в тебя не верить или не любить.
Мне не хватает на костер огня,
Проносятся в дали
И вроде рядом, да не про меня,
Сигнальные огни.
А я опять бегу, кричу: "постой",
Как морок, за тобой,
И ты бросаешь в придорожный зной
Моей душой.
Я разбиваюсь о твой взгляд как будто о гранит,
Я прорасту седой березой, как водилось встарь,
Так повелось, что петь не может то что не болит,
А если ты принять не можешь, то тогда ударь.
А по стеклу опять стекает дождь
И растворяется в стихах,
Под ноги тех, кто просто не поймет -
Так исчезает страх
О том, что жить придется за двоих,
О том, что надо петь...
Так был написан самый первый стих,
Тот, что сумел взлететь.
Я все равно рождена тебе верить,
Правят горбатых уже на погосте:
Снятся ночами жемчужные перья,
Иней ложится - кончается осень...
* * *
Я умираю: ликуйте, завистники!
Радуйтесь, други во след мне плюющие!
Сотней косящих ухмылочек свистните,
Я умираю для вас - остающихся...
Я умираю, словами подстрелена,
Так как стреляла шутя по поддавшимся.
Все справедливо, расплата отмерена,
Я распадаюсь на листья опавшие.
Я умираю - в зрачках одиночество,
Труп без надежды довериться заново.
Имя забытое в строчках колотится:
Я умираю. Овации. Занавес.
* * *
Специфика зимних пейзажей не радует глаз,
До дрожи в коленях пугает мерцающий снег.
Могилы прошедшему лету и слезы о нас
Остались в снегу, за пределами робких надежд.
Тяжелая дверь, пополам разделяется мир,
Сверкающим ветром обмана ударит в лицо…
Забыв про стандартное равенство старых квартир,
Начну все сначала, и выйду встречать на крыльцо.
* * *
Вот и все, сломалось лето.
Растворилось в снеге улиц.
Нас теперь никто не встретит -
Мы сегодня не проснулись.
Мы ушли за миражами,
Мы остались в зазеркалье,
Это все уже не с нами,
Мы ушли. А все - остались.
Мы сгорели в это лето.
Мы - и десять строчек бреда.
* * *
(Тёме Ларину и ролевому клубу «Русские сказки»)
В закат горизонтом останется
Неоновый взгляд мегаполиса,
И тянет составы и станции,
И лето подернуто проседью.
Костер голосами окутанный,
Футболка и джинсы измазаны,
Где песнями или минутами,
От баржи до баржи - туманами.
И смех отголосками дальними,
И взгляд в тишину - словно искорка...
На вылет из памяти ранена
Живым твоим дружеским выстрелом.
* * *
Туман через станции тянет составы
Швыряясь остатками шквального ветра.
В промокшей душе ничего не осталось.
Пустые глаза. Ожиданье ответа.
Почувствовать шаткость пустого перрона,
До боли впечатать ладони в перила,
Идет товарняк, оглушая до звона,
Собой разрушая все то, что здесь было.
Жемчужные перья, цветные осколки…
Мне больше совсем ничего не осталось,
И люди друг другу не люди, а волки,
А значит не совестно выть на усталость.
А как бы хотелось запрыгнуть на спину,
И в горло клыки, одному – для острастки.
Я верила в то, что меня здесь любили,
Но все это были красивые сказки.
Прижаться к стеклу из пустой электрички
Смотреть как в тумане растаяли своды…
И в место миражной Валгаллы таблички
С названием станции. Поезд уходит.
Туман через станции и через души.
В зрачках пустота, и ничем не наполнить.
Приказ – уходить. И нельзя не послушать.
Голутвин. Коломна. А дальше не помню…
* * *
Брошенный город зовет обернуться.
Я не поддамся – найду в себе силы.
Лица друзей навсегда остаются
В пыльных альбомах, как в братских могилах.
Все позабыв, не боясь обвинений,
Напрочь стерев имена телефонов,
Ветер в висках – разрываются звенья,
Я ухожу, выбирая свободу…
* * *
Выдох – на взлет, тишина – на ребро,
Вдох –на этюды распахнутых окон.
Доброе зло, неживое добро,
Тяжесть ресниц и апрельская просинь.
Тысяча пауз и тысяча рук,
Тысячеточьем трехсотая строчка,
Нас – легион, эмигрантов на юг,
Тех, кто вернулся, забив на отсрочку.
* * *
Дотянуться, дотронуться взглядом, и выровнять строчки
Постараться вписаться в тональность и выдержать такт…
Так жестоко платить за двоих, дожидаться отсрочки
И опять уходить, как всегда ничего не поняв.
Это шелест страниц каталогов прошедших иллюзий
Таких серых, таких совершенных своей простотой…
На страницах с утра остаются счастливые люди,
А на шарике ручки недремлющий вечный конвой.
Это серые струи косые кружатся над летом
Значит все как всегда, лучший выход – достойно уйти.
Я шагаю в разрез, самым горьким душевным разрезом
Не надейтесь, я все еще чувствую смысл пути.
Я плачу за двоих, за весь мир, заплачу сколько надо
Не стреляй в меня, брат не испытывай тяжесть брони
Меня можно убить только искренне любящим взглядом
Все поэты бессмертны. Все раны смертельны. Прости.
* * *
(бардовскому фестивалю «Голубые озера» в Луховицах)
Холод холодом, холод не повод, чтоб жить за забором.
Лето летом, но холод в душе заливают вином.
Значит можно погреться пока пол бутылки кагора,
И заныкаться в лето, залечь, и пусть ищут потом.
Пусть стекает по струнам к воде заходящее солнце,
Пусть шумит под сияющей гладью сосновый прибой…
И решил уже каждый из нас, что однажды вернется,
И нашел уже каждый из нас, что утащит с собой.
Кайф
(страйкболу, ролевым играм, исторической реконструкции
и прочей фигне, которой страдают людиJ)
По земле гуляет ветер, открывая глаза,
Отражаются планеты в придорожной воде
По шоссе идет бродяга озираясь назад,
И подняв свою ладонь он держит жизнь налегке.
За плечами пол батона, спальник, пара кассет,
Отражает его кеды придорожный асфальт.
Он не прав, но не спеши его судить по себе,
По земле гуляет ветер, каждый ловит свой кайф.
По правительственной трассе едет черный рыдван,
Бронировано-тонированный, слепит глаза.
Он несется как Шумахер, он плевал на туман,
Запорожцы и ГАИшники сидят по кустам.
Педаль газа до отказа, в бардачке пистолет,
Он торчит от этих фенек как до вольный удав.
Он не прав, но не спеши его судить по себе,
По земле гуляет ветер, каждый ловит свой кайф.
На земле такое небо, что пищит детвора,
На дворе такое солнце, что слезятся глаза.
А ботаник сел в архивы еще позавчера,
И с тех пор не выходил он и не ел и не спал.
Он простые теоремы переделал совсем,
Он построил вечный двигатель буквально за час.
Он не прав, но не спеши его судить по себе,
По земле гуляет ветер, каждый ловит свой кайф.
На в труху разбитом скейте или водной доске,
На огромной светлой сцене, в переходе метро,
Под огнем чужих орудий, с автоматом в руке,
Над обрывом на страховке, или все на зеро.
За рулем или в кабине, или просто в купе,
Закопавшись с головой или стоп-краны сорвав,
Каждый прав, кто свое небо подогнал по себе,
По земле гуляет ветер, каждый ловит свой кайф.
* * *
Ручка. Бумага. Дрожат руки.
Свет монитора. В глазах холод.
Ужас ошибки. Стакан. Глюки.
Водка. Глинтвейн. Тишина. Город.
Шорох шагов. Не туда. Мимо.
Лают собаки. Бежит кошка.
Как все исправить, скажи, милый?
Сам заблудился? Хлебни тоже.
Завтра – стрелять, уходить крышей,
Мне, как всегда, за флажки, в спину.
Сальто в капкан – и насквозь. Тише.
Снова поджечь и пройти мимо.
Ложь, лицемерие, боль, подлость,
Смех на карнизе, финал – выстрел.
Тонкая грань, впереди пропасть,
Шанс не упасть против их тыщи.
«Ради чего?» промелькнет где-то.
Мне не хватает тебя, слышишь?
Он не придет. Утекло лето.
Смех на карнизе. Финал. Выстрел.
Нет защитников тебе
Поднялся свист, проткнули стрелы облака,
И крик последний на немых губах затих,
И все настойчивей вдали трубят рога,
И нет защитников тебе среди живых.
Как спел однажды твой потерянный кумир –
Но ты сейчас не сможешь вспомнить этот стих –
Опять беда, и снова гонят на флажки,
И нет защитников тебе среди живых.
Ты слишком поздно узнаешь вороний грай,
И дом горит, ты бьешься в стены и скулишь,
Забиты двери, и отсюда только в рай,
И нет защитников тебе среди живых.
Улыбка нежная, ты пьешь из этих рук,
И звонкий хохот между серых стен повис…
Водичка с ядом. А ты думал это друг?
Ведь нет защитников тебе среди живых.
Ты снова ищешь себе крышу и еду,
И на дворе уже зимы дрожащий штрих…
Но ты уходишь, чтобы отвести беду,
Ведь нет защитников тебе, среди живых.
По чердакам однажды прятаться устав,
Ты выйдешь первым против ста смертей своих.
И над тобой никто не возведет креста,
Ведь нет защитников тебе среди живых.
Стая
Последние листья. Последняя осень. Последняя кровь.
Последний бегущий, и серая шерсть попадает в прицел,
Вороны взметнуться, и в приступе боли почудится вновь,
Как был ты волчонком, который кусаться еще не умел.
И взвыть бы «за что?» но ты знаешь, что к хищникам жалости нет
Не в дебрях лесных, ни в бетонных коробках больших городов.
Но только одно тебя сможет заставить забыть этот свет:
Пока тебя ищут, волчата уходят тропою волков.
А через каких-то пол года над миром настанет апрель,
Холодные реки, проснувшись, покинут свои берега,
И новый вожак будет чуточку грустно глядеть в колыбель,
И новая песня взовьется к луне, пронизав облака.
И кажется странным, что смертные души, плюя на запрет,
Оденутся в серые шкуры, с набором когтей и клыков.
И только одно тебя сможет заставить забыть этот свет:
Забыв о покое, волчата уходят тропою волков.
Вот лай позади, и сентябрь паленою шерстю запах,
Смешались часы и минуты, охотники что-то кричат…
И ты улыбнешься, на память оставив оскал на клыках,
С тоскою в последний раз вспомнив своих непослушных волчат.
Ведь волчьи тропы по волчьи же мастерски путают след:
Один раз наступишь, и в жилах заплещется хищная кровь…
И бравый охотник склонился над трупом. Тебя больше нет.
Минута молчанья – волчата уходят тропою волков.
Враг
(Алексею Самохину)
Враг навсегда остается врагом,
Не дели с ним хлеб, не зови его в дом,
Даже если пока воздух миром запах,
Он, хотя и спокойный, но все-таки враг.
Если он, как и ты, не пропил свою честь,
Враг не может быть бывшим, он будет и есть.
Будь же верен прицел, и не дрогни рука,
Ты погибнешь когда пожалеешь врага.
Как с утра набежали тучи,
А теперь светит месяц ясный.
Горько плачет краса-Маруся,
Только это теперь напрасно.
Парень статный, хмельное лето,
Да под осень пришла повестка,
Сколько песен об этом спето,
Нахрена же такая песня?
Звезды светят, девчонка плачет,
А парнишке другое снится:
Автомат, да вагон удачи,
Чтобы бой, чтобы ветер в лица,
Чтобы он да удар пропустит
Не бывало еще ни разу.
Завтра встанет, да песню в зубы,
Мать обнимет, да прыгнет в газик.
И вместо прощанья махнув из окна загорелой рукой
Рванется туда, где в дыму и слезах начинается бой,
Где звезды горят вместе с небом, от дыма не видно ни зги,
Где за лесом речка, за речкою фронт, а за фронтом враги.
Автомат, да вагон удачи,
Только парень опять не весел...
Письма ходят, девчонка плачет
Добавляя куплеты в песню.
Уже год идет наступленье,
И пылают чужие хаты,
Враг бежит, но что интересно,
Что похожи вы с ним как братья.
Как и ты дрался с пацанами
Со двора, руки разбивая,
Провожали его ребята,
И девчонка его, рыдая,
И обидно, что случай дался б,
Он бы бил бы тебя с лихвою –
Коль однажды врагом назвался,
Будь хотя бы врагом-героем.
И вместо проклятий ему посвящая живые стихи
Смеешься о том, что не смерть бы, а водку из этой руки.
Дрожит в амбразуре закат, и ухмылка ползет по щекам,
Как славно бы выпить сейчас по сто грамм таким лютым врагам...
Это присказка, а не сказка,
На войне горе воет волком.
Слово «лирика» здесь опасно,
Тот, кто ноет, живет не долго.
Дан приказ – он оборонялся
В темноту по тебе стреляя,
По горам ты за ним гонялся
По себе его вычисляя:
Те же жесты, одни привычки,
Боже, может и вправду братья!
Не убить – самому не выжить,
Ох придти, расспросить бы батю...
А в прицеле дрожало небо
Слез не пряча. И бой был долгим.
Жаль, что он тебе другом не был.
Ты сильнее. И слава Богу.
И вместо молитв к небесам посылаешь последний патрон –
На память о том, кто был честен и смел, но назвался врагом.
Ну вот и закончилась песня, и в общем, закончился бой.
Ну что же ты грустен, приятель, теперь твоя правда с тобой...
Сказка
Вот и кончилась сказка со счастливым концом,
Вот и стало понятно, кто мне друг, а кто враг,
Кто мне в спину стреляет, но не может в лицо,
Кто мне клялся в любви, а продал за пятак.
На дворе снова осень, с неба сыплется дождь,
И мои легионы рассыпаются в пыль.
Я, пожалуй, все брошу, если ты меня ждешь,
Я конечно не ангел, но тебя не забыть…
Я конечно не ангел, но тебя не забыть,
Ты конечно не демон, но не помнишь меня…
Значит мне возвращаться в дорожную пыль,
Маяки зажигать, если хватит огня,
Если хватит тепла, переждать до весны,
В темноте зажигая чужие сердца.
Дай мне голоса, ветер подпольной войны,
Чтобы все, что прожито, допеть до конца.
Коломна
Над стайками крыш деревянных домов поднимаются птицы,
Сырою весною ни капли не важно, что будет потом…
В четырнадцать лет не бывает теней на смеющихся лицах.
И память, по-прежнему, самый безжалостный фотоальбом.